Родился: неизвестно
Фронтовик
СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ
Почту привозили из районного центра в Еланку под вечер. Бабы, заслышав стук таратайки, на которой обычно ездил в район за почтой счетовод колхоза, отставляли подойники и, не закончив дойку, выбегали на улицу. Молча смотрели они в конец деревни, терпеливо дожидаясь, когда почтальон доберется до их двора. Ждали, заранее приготовившись к встрече беды. Счастье, если счетовод, улыбаясь, подаст засаленный с помятыми краешками треугольничек. Радостно встрепенется сердце, птицей забьется в груди и заспешит хозяйка в дом, чтобы поделиться долгожданной весточкой со свекровью или матерью.
Выбегала до недавнего времени встречать счетовода и Анна Еленцова. Радовалась не меньше остальных письмам мужа. Тут же на улице жадно читала написанные корявым Фединым почерком милые сердцу ласковые слова. Но все реже и реже выходила встречать почтальона Анна. И письмо, если его привозил счетовод, случалось, не читала по два-три дня. Была для этого у нее причина, только тщательно скрывала ее до поры до времени от всех.
A однажды протянул Анне почтальон вместо треугольничка голубенький конверт. Резануло было по сердцу, тисками сдавило грудь, даже крику не в силу выплеснуться наружу, и тут же будто со стороны ляпнул кто-то: «А ведь к лучшему это. Разве не хотела иметь руки развязанными».
Весть о том, что еще одна семья осталась без хозяина, молнией пронеслась по Еланке, заглянув в каждую избу, еще раз напомнив, что беда может добраться и до их глухого сибирского села, что от нее не спасут ни расстояния, ни крепкие запоры на дверях. Сколько уже с начала войны пришло в Еланку таких вот голубеньких, с виду безобидных конвертов с «похоронками». И кто знает, сколько еще придет! Война прожорлива, и жалость ей неведома.
Как могли, утешали бабы Анну, старались отвлечь от тяжелых дум. Рассказывали о случаях, когда присылались «похоронки» ошибочно, приводились примеры возвращения «погибших» солдат домой в отпуск после ранения.
Анна вроде бы верила рассказам, потому что горе на людях откровенно не выказывала. А вскоре и вовсе удивила односельчан: замуж засобиралась. Подвернулся, мол, подходящий мужик — приняла его в дом. Видимо, не столь уж безысходным горе оказалось, что даже месяца в трауре по мужу не проходив, осуждения односельчан не побоявшись, замуж заспешила...
Федор был жив, только вот уже шестые сутки лежал в медсанбате в беспамятстве, и придет ли в себя, даже главный врач не мог сказать точно. Доставили Еленцова сюда три автоматчика. Нашли обгоревшим до неузнаваемости в нескольких метрах от сгоревшего танка, положили на плащ-палатку и отнесли и санбат. Сестре сказали:
— Этого танкиста зовут Федором... Мы на его танке в бой шли. Если выживет, передайте, что весь экипаж, кроме него, сгорел...
И ушли догонять своих, сражающихся уже где-то за Житомиром.
Федор будто просыпался от долгого крепкого сна и все никак не мог проснуться. Первое, что ощутил,— неизвестно откуда свалившуюся тишину. Будто и не было только что грохота боя. Будто война с разрывами снарядов и мин, воем осколков и свистом пуль вдруг отодвинулась куда-то в сторону, и Федор остался на поле боя один на один с тишиной и покоем. Вот сейчас он откроет глаза, а над ним белое весеннее небо с барашками облаков и солнце. Чистое, яркое, не затянутое пороховыми дымами, а настоящее весеннее солнце. Еленцов приподнял веки... И вдруг к первоначальному ощущению тишины прибавилось новое исчезновение света. Это не была — Федор сразу понял — темнота ночи. Это что-то непонятное, страшное, необъяснимое. Будто туго-натуго завязали человеку глаза и сквозь плотную повязку невозможно разглядеть хотя бы капельку света. И тогда охватил Федора Еленцова страх. Не тот страх, который испытывает, солдат в начале боя, когда еще азарт битвы не овладел сознанием и поступки совершаются механически, инстинктивно. Это было, что-то новое, никогда до этого Федором не испытанное. И вдруг током пронзило всего: «ослеп». Не знал он, что на его глазах повязка...
Неожиданно звеневшая в ушах тишина сменилась знакомым грохотом боя, и Федор вновь почувствовал себя мечущимся в горевшем танке. И странное дело, ощутив себя в привычной обстановке, где все зависит только от тебя, где нужно думать, что предпринять, действовать, он почувствовал облегчение, и непонятный страх, так неожиданно овладевший им, начал исчезать.
Что же все-таки произошло? И где он сейчас находится?
Федор пытается восстановить в памяти события последних дней, по мысли путаются, и приходится напрягаться, чтобы вспомнить всетаки подробности боя. Отдельные кусочки общей картины возникали на мгновение в памяти Федора и тут же сменялись другими, столь же обрывочными и неясными. Вот к танку подошел командир экипажа лейтенант Майбородский. Лицо немного озабоченное.
- Получена боевая задача..., - говорит он танкистам,
...И снова нить воспоминаний оборвалась. Затем память фиксирует, как танковый десант из 90 боевых «тридцатьчетверок», прорвав оборону врага, ушел в тыл немцев и, замаскировавшись и лесу, ждал, когда по шоссе на Житомир начнут отступать фашистские войска.
9 дней провели в засаде танкисты, а на десятый показалась колонна автомашин гитлеровцев с техникой, боеприпасами, имуществом. И тогда из леса выплеснулась лавина советских танков.
Картину боя Федору восстановить удалось сравнительно легко. Он отчетливо вспомнил, как его танк давил, крошил колонну врага. Не прошло пяти минут, и с фашистами было покончено. Потом по рации поступил приказ командованиясхода ворваться в Шепетовку.
...Не ждали немцы, что русские танки могут оказаться здесь, в их глубоком тылу. В панике оставляли они окопы и отходили на станцию. Начались уличные бои. Старший сержант Федор Еленцов вел грозную машину по улочке разрушенного поселка, и башенный стрелок непрерывно обстреливал развалины домов, где засели кучки гитлеровцев. Миновав одну улицу, вторую, танк Еленцова сходу выскочил на перекресток двух улиц.
Прямо перед собой, в нескольких метрах от машины, Федор увидел немецкого «тигра», разворачивающего башню в сторону его танка. «Тигр» не успел произнести выстрел — спичкой вспыхнул, подожженный снарядом «тридцатьчетверки»,
- «Тигр» слева! - услышал тут же Федор команду лейтенанта Майбродского и одновременно с предупреждением командира страшный грохот от взрыва снаряда, пробившего броню боевого отделения, оглушил Еленцова. В ушах на одной длинной ноте стоял звон и сквозь него Федор едва различал стоны своих товарищей. Машину заволокло едким черным дымом, и в одно мгновение сделалось душно и нестерпимо жарко.
Танк Еленцова горел, накалялась броня. Раненный осколком в шею, оглушенный взрывом и ослепленный дымом, Федор нащупал люк и без труда открыл его. Но прежде чем покинуть машину, склонился над радистом. Тот, запрокинув голову назад, лежал на правом боку и громко хрипел. Тесно в водительском отсеке. И долго возился Еленцов, пытаясь подтащить раненого радиста к люку. Но дышать становилось нечем. Танк полыхал, и вот-вот начнут рваться в боевом отделении снаряды.
Как очутился Федор рядом с танком, он сейчас вспомнить не мог. Видимо, покинул машину уже в полусознательном состоянии и, что потом было, тоже не знает. Спаслись ли остальные? Что стало с Сашей Майбродским, Со стрелком радистом?
Чрезмерное напряжение и заново пережитый бой с двумя немецкими «тиграми» лишили Федора сил, и он снова надолго потерял сознание.
Медленно шло лечение обгоревшего танкиста, не оказалось на теле местечка, которого не коснулось бы пламя огня. Лицо превратилось в сплошную кровавую массу, покрытую черными корками горелого мяса. Хорошо, что глаза оказались неповрежденными!
Когда Еленцов немного окреп, перевели его в тыловой госпиталь города Сочи. Лечением танкиста занялись опытные врачи. Несколько раз делали пластическую операцию, стараясь вылечить обезображенное лицо. Постепенно заживали раны и ожоги на теле, но оставалось в глубоких шрамах лицо, да на сердце было, по-прежнему, тревожно и тоскливо. Как в таком виде покажешься дома? И Федор не писал жене. Только с каждым днем все больше мрачнел, становился угрюмым, неразговорчивым.
— Что это вы, Федор Семенович, писем ни от кого не получаете? — робко спросила однажды молоденькая медсестра.
- А откуда мне ждать писем?— не сразу ответил Федор и, помолчав, дрогнувшим голосом добавил: — Где полк мой — не знаю, да и нет уже в живых друзей моих — сгорели танке...
Федор замолчал и, как поняла медсестра, замолчал надолго.
— А дома-то у вас есть кто? ...
Розовые шрамы на лице танкиста потемнели от хлынувшей крови, но все же ответил: «Есть в Сибири жена с дочкой. Только не поеду к ним... Испугаются такого».
Федор пытался свести весь этот неприятный для него разговор к шутке и даже улыбнулся. Но улыбка вышла невеселой, и медсестра не стала больше задавать вопросы.
Еленцов не шутил, когда говорил, что к семье не поедет. Это он решил твердо. Подождет Анна писем и поймет, что погиб ее муж, раз не пишет. Может быть замуж со временем выйдет...
Выписался Федор Еленцов из госпиталя в июне сорок четвертого. Дали ему на один год отпуск, а куда ехать — еще не решил танкист. Несколько дней провел на вокзале, все думая, куда, в какую сторону покупать билет.
А потом вдруг такая страшная тоска по родным краям, по дому, по Еланке навалилась, что не в силах он был больше сопротивляться своему желанию. В тот же день взял билет до Новосибирска и — прощай Сочи.
В вагоне, отвернул лицо к окну и, наблюдая за проносившимися мимо пригородными домами, думал: «Съезжу, а там видно будет...»
Третий день добивается отпускник старший сержант Федор Еленцов, чтобы принял его сам военный комиссар. В облвоенкомате, к кому бы Федор ни обращался, отвечали одно:
— На фронт вам еще нельзя. Отдохните, лечитесь..
Тогда решил танкист обратиться к самому военкому. Должны же всетаки понять, что не может он здесь больше оставаться. Нечего ему в Сибири делать! Так и надо рассказать военкому.
Федор сидит на жестком деревянном диване, что стоит недалеко от входа в приемную, и мысленно рассказывает комиссару. Как совершил глупость, решив взять билет до Новосибирска, как ехал и весь дальний путь, уложившийся чуть ли не в полмесяца, все собирался вернуться, да так и не решился.
В Еланку он тогда попал под вечер. Шел по знакомой улице, будто на казнь — страшно было... Но получилось все очень, просто. Оказалось, что зря опасался Федор увидеть на лице жены жалость и сострадание. Этого он больше всего не хотел. И когда Анна, открыв дверь и с трудом признав в солдате мужа, вскрикнула — не от жалости или радости, а растерянно, со страхом от необходимости держать ответ, Федор понял, что здесь его давно «похоронили». А значит, и делать ему здесь нечего.
Может, это и к лучшему? Сразу все решилось, и не нужно опасаться, что живут с тобой из-за сострадания. Обидно? конечно, что тот, о ком с любовью и нежностью думалось в редкие перерывы между боями, так легко мог забыть о святом долге, что любовь-то, оказывается, была с червоточинкой. Но что поделаешь? Случившегося не поправишь, и Федор не будет менять то, что уже есть.
И вот он в областном военкомате. Мысли прервал молодой лейтенант с повязкой дежурного на рукаве: «К комиссару».
Разговор был долгим. Выслушав старшего сержанта, военком, сказал: «Я вас понимаю, старший сержант. Но против фронта возражают врачи, и я не могу им приказать написать в свидетельстве, будто вы здоровы. Если желаете, то идите в ремонтные мастерские. Вы — танкист. Будете ремонтировать танки. Согласны?»
Поселился Еленцов в общежитии, стал ремонтировать боевые машины для фронта. Днем за работой меньше думалось о потерянной семье, о своем несчастье. Зато в общежитии, когда, надев выглаженные с белоснежными подворотничками гимнастерки, начистив до блеска кирзовые сапоги, все уходили на свидания со знакомыми девушками или в кино,Федор оставался в комнате один, тоска и боль утроенной силой наваливалась на него. Тогда Еленцов старался найти занятие. То о кочегарку спустится и поможет ребятам перекидать уголь и вычистить топку котла, то, отобрав у уборщицы тети Шуры ведро, натаскает в бачки кипяченой воды, то найдет работу в прачечной. Смотришь, и прошел вечер.
Как-то тронула Федора за плечо тетя Шура и сказала:
«Мужик ты не старый и не хворый. А все дома да дома. Хоть бы к девкам сходил, может полегчало бы»
Федор рассмеялся:
«Ну и скажешь ты, тетя Шура. Да увидев мою фотографию, девки от страха заикаться станут».
«Не городи чепуху-то! — рассердилась уборщица.— Чего на себя напраслину-то возводишь? Ну, подпорчена немного внешность, так что из того? Я, например, точно знаю, что приглянулся ты одной...»
Федор недоверчиво посмотрел на тетю Шуру. Правду говорит или подшучивает? Больше всего он опасался насмешек. Но незаметно было, чтобы уборщица шутила.
«Верно говорю,— продолжала тетя Шура. — Если хочешь, познакомлю...»
Ничего определенного тогда не ответил Федор, но, придя в общежитие, долго рассматривал в зеркало шрамы разбороздившие лицо.
Феня работала прачкой. Стирала засаленные солдатские гимнастерки, белье нательное и постельное. Работы много. Спасибо еще, нетнет, да и поможет таскать бачки с кипяченым бельем обожженный танкист.
Когда Федор впервые предложил свою помощь, Феня насторожилась: с чего бы это солдату вдруг захотелось бачки таскать? 'Может, умысел какой тайный держит? Решила прачка быть начеку и, если что, дать от ворот поворот. Но танкист поработал п, попрощавшись вежливо, ушел. Потом еще несколько раз приходил и всегда работал молча, за весь вечер двумя-тремя словами лишь перекинутся.
Таскает Федор бачки с бельем, а Феня сидит на табуретке, отдыхает или белье гладит, а сама наблюдает за танкистом. Хороший мужик, работящий, серьезный. Не то, что некоторые. У тех только девки на уме. Первое время шрамы на лице Федора смущали женщину. Но постепенно она как-то привыкла к ним, а потом (в какой именно день, она даже не заметила) вдруг рассмотрела, что танкист-то, несмотря на шрамы, красив. Проглядывала сквозь набухшие рубцы былая красота. Стала Феня поласковее разговаривать с Федором, даже сама на беседу вызывала. Но тот неохотно поддерживал разговор и, закончив дело, торопливо прощался.
Поделилась своим открытием Феня с тетей Шурой. Повздыхала, сказала (под большим секретом), что приглянулся танкист, но, видно, ему-то она не по душе - не замечает ее.
Многих вскоре удивила привязанность прачки к Федору. Знали бывшие танкисты, что строга была прачка и всех, кто пробовал с ней заигрывать, гнала прочь. А тут подружилась с Еленцовым! Видно не зря говорится: сердцу не прикажешь. Да и сам Федор поначалу не верил своему счастью. Может так быть, чтобы красивая молодая женщина полюбила его? Однако когда Федор снова уезжал на фронт, Феня, прохожая его, просила писать о себе чаще и взяла слово после войны приехать к ней. Еленцов обещал... Он сдержал слово.
Прошло с тех пор 26 лет. Бывший танкист Федор Семенович Еленцов работает в Юргинской автобазе. Он ударник коммунистического труда, лучший шофер базы. У Федора и Федосьи Еленцовых две взрослые дочери. Живут они дружно и счастливо. А шрамы на лице? Шрамы зарубцевались Да и не в них собственно дело, если имеет человек красивую душу.
Юргинский горвоенкомат сообщил командованию 4-го Гвардейского орденов Ленина и Красного Знамени танкового Кантемировского корпуса, что значившийся по документам погибшим в 1944 году водитель танка старший сержант Ф. С. Еленцов жив, живет в Юрге и работает шофером.
А недавно на имя бывшего танкиста пришли документы о награждении его за тот бой с «тиграми» медалью «За отвагу». Военный комиссар, подполковник И. Г. Тышко вручил ветерану войны правительственную награду.
- Ионов А.
Добавил: Администратор
Нет событий связаных с этим человеком.
Нет статей связанных с этим человеком.
