Родился: неизвестно
Фронтовик
ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО
То, что называется судьбой в равной мере стремится наделять радостями и невзгодами. Когда человек попадает в переделку, но все кончается для него счастливо, говорят: «Долго жить будет». Ведь невероятно, чтобы с ним повторилось подобное еще раз. Судьба посвоему справедлива. Но с Дмитрием Антоновичем Трапезниковым она обошлась сурово. Ослепла и с жестокой последовательностью подсовывала все новые испытания. Она, кажется, делала все, чтобы опровергнуть эту самую поговорку, и несколько раз была близка к цели.
Летом сорок первого «старики», как себя называли солдаты третьего года службы, в одном из гарнизонов на Дальнем Востоке готовились уйти в запас. Каждый вечер перед отбоем в листочкахкалендариках зачеркивали они число прожитого дня. Солдаты торопили приход долгожданной осени, и только старшина Трапезников напускал на себя строгость, мол, всему свой черед, и не выказывал нетерпения. Они тогда еще не знали, что скоро поведут счет на месяц и годы.
Вскоре после начала войны гарнизон перебросили под Москву. Фронт неумолимо приближался к городу. Когда в ноябре-декабре развернулось одно из решающих в войне сражений, они думали, что вот-вот будет дан приказ выступить. Тем не менее, время шло, а приказа не получали. Гарнизон был резервным. Его берегли для чего-то самого главного, самого невероятного, хотя, казалось, уж куда невероятней — немцы на пороге столицы. В ожидании - зима, весна и начало лета сорок второго, и только тогда старшина Трапезников, получивший под командование взвод, оказался на фронте.
Первый бой под Волховом никогда не забудет Дмитрий Антонович. Пехоту, в том числе и его взвод, бросили в атаку. Железнодорожная ветка — вот и все, что отделяло их от врага.
Атака получилась неказистой, широкой. И когда старшина уже оперся ногой на железнодорожную насыпь, когда чуть оглянулся на своих ребят, когда поднял руку в призывном жесте, рядом «жухнуло». Осколки мины густо ударили по ногам. Охваченные единым напором, его ребята не замедлили бег, не остановились. Так надо. И только потом, позже, Дмитрия подобрали санитары.
После пережитого впервые чувства атаки, после гари и грохота старшину поразили тишина и белоснежье госпиталя. Тишина была тем более выразительной, что все еще звенело в ушах, мерещился жар той самой мины. А через два месяца, «заштопанный» и залеченный, он снова оказался на передовой. Но смерть шла за ним по пятам, след в след. Скоро получил пулевое ранение, навылет. Потом еще одно.
Когда, казалось, неудачи оставили его в покое и стали ходить другими тропами, осколок авиационной бомбы угодил в голову. Семь раз врачам и санитарам пришлось возиться с «невезучим» старшиной. Сейчас Дмитрий Антонович и сам удивляется тому, как он выдюжил в этом поединке.
Был у него во взводе пулеметчик, украинец. Прошел почти всю войну. Отступал от границы, потом наступал до самой границы. Он сокрушался:
— Дывлюсь, як тэбэ, Дмитро пули находят? Ось война закинчуется, а у мэне, повирыш, нэ одной царапинки.
Трапезников в свою очередь удивлялся:
— Поди ж ты. Лучше научи, как прятаться от них.
Но как-то снаряд, посланный «на дурачка», попал в недостроенную землянку. Тихо было. Ночь. Один-единственный снаряд послали немцы, и он угодил в недостроенную землянку. Не стало украинца-пулеметчика.
Три года долгих военных дорог. Многие месяцы нескладной походной жизни. Далекой и неправдоподобной казалась неразбериха отступлений. Сейчас сметая немецкие оборонительные «валы» (у фашистов была страсть преграды всякого рода называть валами: «восточный вал», «померанский вал» и т. д.), наша армия продвигалась на запад. Вместе с нею, все тем же старшиной-пехотинцем, шел и Дмитрий Трапезников. К началу 1945-го его взвод был уже в Пруссии. Только на подступах к Кенигсбергу, зимой этого же года, война для него внезапно закончилась.
Измученный быстрым маршем, батальон медленно двигался по лощине. Здесь по склонам еще лежал снег. Под ногами чавкала грязь. Старшина поторапливал солдат. Те молчали. И тут, в который раз, смерть дала понять, что она продолжает свою игру. Нашлатаки шальная мина дорогу в этот овраг. Взрыв был сухим и мощным. Не успел Дмитрий посмотреть в его сторону, как обожгло правый бок от плеча до стопы. Сознание не покинуло его. Лоб и щеку неприятно щекотали комочки холодной земли. Ранение оказалось самым «паршивым» из всех, которые выпали на его долю.
Осматривавший доктор шутил: — Да ты, браток, латанныйперелатанный. Ничего, подлечим, снова станешь как новорожденный.
Ходить в «новорожденных» старшине не привыкать. К своему обновлению он уже относился, как к чему-то необходимому. Правда правую руку вылечить не удалось Сильно оказался поврежденным локтевой сустав. Пальцы стали непослушными. Рука не сгибалась. И потом обидно. Прошел почти всю войну, а день победы встретил вот так, в госпитале, в постели. Только в июне 1945 года старшина, кавалер ордена Славы, прибыл домой, в Кузбасс, который покинул шесть лет назад.
Я не знаю, какого цвета были у него в молодости глаза. Как у большинства пожилых людей, они поголубели с годами. Будто ледочек лег под еще не поседевшие брови. Говорит Дмитрий Антонович медленно. Вспоминает трудно. Все время морщит лоб, щурится, всматриваясь в далекое, полузабытое. Иногда подсказывает ему жена Ирина Даниловна — невысокая и словоохотливая женщина. Кстати, она с 1935 по 1952 год проработала в совхозе. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
До 1952 г. жили они в Топкинском районе. Трудились в совхозе. Работалось Дмитрию Антоновичу тяжело, особенно зимой на лесозаготовках. Все-таки инвалид. Решили перебраться в город. Особо немудрствуя, поехали туда, где больше родственников, — в Юргу. И поскольку в выборе профессии не было никакой ясности, решил пойти по простому пути: определиться на самое большое предприятие, а дальше видно будет. В отделе кадров машзавода встретили так, как встречают любого и каждого: да, ученики нужны. Он хотел в станочники. Когда узнали о руке, засомневались: сумеет ли?
Что такое фактически однорукий станочник? Ведь он до сих пор даже здоровается левой. Но разрешили попробовать. Дмитрий Антонович стал учеником токаря.
Первый день оказался до краев переполненным впечатлениями, в них надо было еще разобраться. Побродил по пролетам, осмотрелся. На него не нашло никакого озарения, он не замер на месте, охваченный одной мыслью: кровь из носа, а стану токарем. Чего не было, того не было. Но появилось ощущение живого интереса к тому, что и как делалось вокруг. Ощущение достаточно сильное, чтобы не отступить. Так двадцать лет назад он пришел к своей профессии. Осваивал ее потихоньку, не торопясь. А сегодня спросите у любого в 22-м цехе, каждый ответит, что Трапезников выдает не меньше двух норм.
Жизнь потрепала Дмитрия Антоновича. Может быть, поэтому он любит сажать и растить деревья. Я где-то читал: «Нет людей более заботящихся о жизни, о будущем, чем те, что сажают деревья».
- Бугаев П.
Добавил: Администратор
Нет событий связаных с этим человеком.
Нет статей связанных с этим человеком.
